| |
Текст представлен в авторской редакции.
© Автор текста - ТАТЬЯНА ОКОМЕНЮК.
ЗАМУЖЕМ ЗА НЕМЦЕМ
В момент, когда я уже окончательно разочаровалась в поисках жизненной опоры для себя и дочери в среде отечественных представителей сильного пола, мне на глаза попалось объявление немецкой брачной посреднической фирмы, помещенное на одну страницу с моей статьей, носившей сакраментальное название "Где ж ты бродишь, мужчина?". Объявление гласило, что украинских красавиц ждет неминуемое счастье в Германии в объятиях умных, галантных и, разумеется, сказочно богатых мужчин. "Самое оно", — подумалось мне. Всем требованиям заморских господ я отвечала: возраст до 35 лет, не более одного ребенка, свободное владение немецким, привлекательная внешность, отсутствие физических дефектов. Не долго думая, накатала автобиографию на немецком, вложила в конверт четыре фотографии во всех ракурсах (как в тюремном "Личном деле"), чтоб господа капиталисты видели товар лицом, и отправила письмо в страну своих грез. Вскоре пришел ответ от Штутгартской брачной фирмы ВВТ вместе с гостевым приглашением. В сопроводительном письме хозяин фирмы Франк Бюхнер рассыпался в комплиментах моей внешности, владению немецким, моим многочисленным образованиям и экзотическим хобби. Оказалось, что в женихи он прочит себя лично, но, если вдруг при встрече не приглянется, обещает подобрать мне партнера по вкусу. О себе сообщал, что он голубоглазый блондин тридцати лет, рост — метр восемьдесят, в браке не состоял, спортсмен, весьма состоятелен, любит музыку, отлично и с удовольствием готовит всякие разносолы, а отпуска проводит исключительно в кругосветных путешествиях. "То, что доктор прописал! — ликовала я. — Берлин взят! Вернее, Штутгарт. А еще говорят, что чудес на свете не бывает". Забегая вперед, информирую вас, дорогие читатели, что их таки не бывает. Как говаривал один известный сказочный персонаж: "Если очень хорошо, это тоже плохо". В моем случае все выглядело слишком замечательно для того, чтобы быть правдой. Простенькая мысль о том, что это приманка, как-то не посетила мою светлую голову. Правда, эйфория не затмила моего рассудка окончательно и не толкнула за бугор ковать железо, пока горячо. Я приготовилась к обстоятельной переписке. Это заметно нервировало моего потенциального жениха: на вопросы он отвечал нехотя, сам вопросов не задавал, моей работой, ребенком, планами не интересовался, а только нервно подгонял с приездом. Сие не могло меня не насторожить: мало того, что приглашение было оформлено не на его имя, а, как он объяснял, на имя его приятеля, который у них на фирме отвечает за вызов клиенток, он никак не реагировал на информацию о сложности оформления выездных документов на Украине и моем финансовом положении, не позволяющем сорваться в вояж в ближайшее время. При таких раскладах кандидатура соискателя, разумеется, была отклонена. А вскоре ситуация прояснилась окончательно: я получила письмо от некоего Петера Штайна, шестидесятилетнего хозяина частной гуманитарной школы, звавшего меня замуж, а заодно и преподавать в его заведении, уж очень ему понравились мои фотографии, а еще больше педагогический диплом в сочетании с хорошим немецким. Был дедуля именно тем "другом", на чье имя и был оформлен мой вызов. Сообщить об этом господин Бюхнер, конечно, не мог, ведь в моей анкете четко сформулировано, что нужен мне мужчина до 40 лет, ростом метр восемьдесят, остроумный, подвижный, спортивный, а не ветеран Сталинградской битвы ростом метр шестьдесят в прыжке, желающий нехило сэкономить, ведь и кухарке, и уборщице, и преподавателю его школы, и ублажающей его проститутке надо платить, а русской жене не надо: дешево и сердито. Вот и ловили меня на живца, прохиндеи. Петеру я не ответила, а Франку написала, что я себя не на помойке нашла и живу не до такой степени бедно, чтобы кидаться на немецких пенсионеров, как гиена на падаль. А в заключение пообещала написать об этом статью в газету, куда он помещает свое объявление. Ответа я не получила, но реклама Штутгартской фирмы ВВТ со страниц газеты исчезла.
После этого облома я впала в состояние дантовской мрачности, но идеи омыть ноги в водах Рейна не оставила. Я с детства мечтала жить в Германии, нравилась мне эта страна, ой как нравилась. А после того как один экстрасенс, которого я интервьюировала, сообщил мне, что жила я в своей прошлой жизни в Кельне, у меня совсем шифер поехал на этой почве: каждую ночь стали сниться готические шпили Кёльнского собора. И раз уж я жила в Германии в прошлой жизни — значит, она моя историческая родина. Но на немку, при всем своем желании, я не тянула: перебрав по листку все свое генеалогическое древо, убедилась — арийским духом в нем никогда и не пахло. С еврейской линией тоже ничего не просматривалось, хоть некоторые и утверждали, что есть в моем лице "что-то такое". Я еще раз истово перелопатила всех своих предков, земля им пухом, но увы: одни запорожские казаки, хоть плачь. В общем, сами понимаете, не было у меня другого выхода, как выйти замуж за немца. Я стала писать во все известные мне международные брачные агентства, специализирующиеся по Германии. Странное дело, ответов было не густо. Первым откликнулся чернокожий житель Мюнхена, представившийся режиссером Баварской киностудии. Письмо было написано с жутчайшими грамматическими ошибками на какой-то залитой сиропом туалетной бумаге. Соискатель сообщал, что я очень понравилась ему и его многочисленной родне (последнее меня особенно умилило) и что он хочет меня снять в одном из своих фильмов. Я бы на его месте поставила точку после слова "снять". Плакать от счастья я не стала, ибо к этому черновику прилагалась фотография: в убогой комнатенке с перекошенной дверью и окошком, занавешенным порванной гипюровой накидкой для подушек, широко раздвинув ноги, сидел на табурете уроженец знойной Африки в костюмных брюках и лакированных черных туфлях на босу ногу. Рубашки на нем не было, вместо нее на голом торсе красовались широкие подтяжки с надписью "ВОSS". Ни дать ни взять — большой начальник. А избушка небось декорация к фильму "Хижина дяди Тома", над которым Мастер в данный момент трудится. Короче, отказалась я сниматься. Съем не состоялся.
Следующий претендент на мое сердце (в руке он не нуждался) был еще похлеще. Звали его Матиас Михель, жил он в Оберурзеле. Сей тип представился писателем и книгоиздателем. И хоть на фото выглядел вполне прилично, оказался дядькой с большим приветом. Поведал же он в своем послании следующее: жениться он не намерен никогда в жизни — ну разве хорошее дело браком назовут? А вот деток собирается настрогать немерено, ибо гены у него замечательные, гениальные, можно сказать. И чем больше он их растиражирует, тем больше пользы принесет родной Германии. А поскольку его соотечественницы уродливы, аки химеры с полотен Гойи, то выход из ситуации он нашел следующий: гениальных и породистых потомков ему будут рожать красивые славянки из слаборазвитых стран (я мысленно поздравила себя со столь удачным местом рождения). Иными словами, формирует сей шейх немецкого розлива гарем и предлагает мне вакантное место любимой и старшей наложницы. Этой почетной должности я удостоилась за то, что не просто красива (красавиц у него уже набралось, как у дуры фантиков), а шибко образованна и, по всему видать, к алкоголю и наркотикам равнодушна. К тому же я — педагог, а значит, быстро наведу порядок на подведомственной мне территории. С внутренним распорядком ознакомил заранее: не пить, не курить (будущие граждане Германии, которым он обещает дать свою фамилию, должны быть здоровы), не драться с соперницами из ревности, ибо он сам будет решать, с кем спать сегодня. Кормить, поить, одевать обещает по высшему классу. Наше же бабское дело — плодоносить почище среднеазиатского урюка.
Ну как вам сюжетец? Такой создателям мексиканских сериалов даже с перепою бы не приснился. А господину Михелю — пожалуйста. Писатель.
Посоветовала я ему сходить к психиатру головку проверить, а то не ровен час нарожают красавицы пол-Германии шизофреников, вот смеху-то будет.
Невзирая на очередной облом, от мысли перебраться в Германию я не отказалась. Наоборот, собрала мозги в кучу и провела планерку с самой собой. Экспресс-анализ ситуации показывал, что я шла по ложному пути: тратила время на тех, кому понравилась я, а следовало заниматься теми, кто подходит мне. Купила я газету международной рекламы "Aviso" и углубилась в ее изучение. Страниц в ней было, как в телефонном справочнике, а потому работенка предстояла похлеще, чем у крыловского Петуха, который "навозу кучу разгребая, да вдруг нашел жемчужное зерно". Но я дама настырная: если уж что задумала, то быть тому неминуемо. Сначала я отсеяла всех, не имеющих отношения к моей "исторической родине", затем младенцев и старцев (последних, надо отметить, было в шесть раз больше). Следующими пролетели жлобы, экономящие на печатных знаках, давая объявления куцые, сжатые и с сокращениями (могу себе представить, как они будут экономить на будущей супруге). Отпали также и те, кто вместо домашнего адреса поместил номер абонентского ящика. Определенно эти господа боятся, что их переписка станет известной кому-то из домашних, например, живой и здравствующей супруге. Была отбракована также и группа женихов, производивших впечатление слабовменяемых. Один из них, например, называл себя мышкой, мечтающей спрятаться от жизненных невзгод в норке у своей кошечки. Спутал, бедняга, украинскую газету со шведской.
Короче, после тщательного просева в мелком решете остались три кандидата: бизнесмен, предприниматель и специалист по автомобилям. Не слабо, по украинским меркам. В результате ознакомительной работы отделом кадров в моем лице было установлено, что бизнесмен является издателем эротического журнала и интерес к нашим дамам имеет сугубо профессиональный. Предприниматель оказался фермером, живущим на хуторе и нуждающимся в крепкой Дусе-агрегате. Его какой-то остряк убедил, что все наши бабоньки коней на скаку останавливают и в горящие избы входят. Где-то они, конечно, есть, но я совсем из других.
Ну а последний резерв ставки, автомобилист Петер Фосс из Людвигсхафена, работает сварщиком на маленькой машиностроительной фирме. Проживает вместе со своим псом в однокомнатной квартире. Уборка, стирка, мытье посуды приводят его в ужас. Зарабатывает, по его словам, неплохо, но финансирует жизнь своей взрослой дочери Мериам (так что, мадам, полное самофинансирование вам гарантировано). Своим хобби Петер назвал секс и ночное купание нагишом в морской воде. Этот нудист-романтик, ничуть не смущаясь, сообщил, что любовница у него в штате уже много лет как имеется, и встречаются они всякий раз, когда у кого-то из них возникает физиологическая потребность. А вот с женой — вакансия. Поэтому он в поиске, почти безуспешном, так как супругу свою будущую видит молодой, умной и красивой. К сему прилагалась фотография лысого, небритого, близорукого старичка (в объявлении было указано, что ему 42) в распахнутом банном халате, со впалой грудной клеткой и торсом, по которому можно изучать анатомию. На обратной стороне надпись: "Мое величество после сауны". Посмотрела я на это величество и вспомнила строки филатовской сказки:
Чтоб такую бабу скрасть,
Надо пыл иметь и страсть,
А твоя сейчас задача —
На кладбище не попасть.
В общем, с немецкими женихами мне все ясно. Своей мечте попасть на землю обетованную я говорю: "Аминь!"
2
В суете буден идея уехать на "землю предков" совсем позабылась. Карусель жизни не позволяла расслабиться: работа на телевидении, преподавательская деятельность, корпение над диссертацией с кудрявым названием "Методы формирования потенциального вокабуляра в условиях русско-украинского биллингвизма" отнимали все время и силы. К тому же родная газета озадачивала и напрягала: с удручающей регулярностью приходилось отбиваться на судах от наскоков "жертв желтой прессы", требующих от совковой Фемиды защитить то, чего у них не было: честь и достоинство. Защитить от меня, наглой журналюги, извратившей в своих статьях их "светлый" образ. А поскольку адвокаты, представлявшие интересы нашей газеты, были, как говаривал мой редактор, "ни в зуб ногой, ни в ухо рылом" и разбирались в сути освещаемого мной материала еще хуже, чем президент Украины в нуждах своего народа, то функции защиты я обычно брала на себя. Готовилась я к судебным заседаниям похлеще, чем к защите кандидатского минимума, ведь на карте стояла не только честь кормушки, из которой я клевала, но и моя собственная. К тому же иски, которые нам рисовали "оболганные", превышали все разумные пределы и доходили порой до нескольких тысяч долларов. Подобную сумму наша редакция не смогла бы собрать, даже реализовав единственный доходяжный компьютер "времен очаковских и покоренья Крыма", жалкую мебель тысяча девятьсот лохматого года рождения и продав в рабство всех сотрудников, включая техничку тетю Тосю.
Короче, стало мне совсем не до женихов забугорных, да и до предбугорных тоже. Как сказал бы патриарх психоанализа дедушка Фрейд, вся моя сексуальная энергия сублимировалась в энергию производственную.
Именно в это время я и получила письмо из Вильгельмсхафена от некоего Петера Хаусмана, 50-летнего служащего небольшой кондитерской фирмы. Поведал мне Петер занятную историю. Оказывается, несколько месяцев назад во время одной картежной игры довелось ему выиграть у одного знакомого папку — альбом с фотографиями и анкетами жительниц Восточной Европы, желавших выйти замуж за немца. Хилое брачное агентство этого приятеля давно агонизировало и наконец почило в бозе. Выбросить альбом со ста пятьюдесятью фотографиями было жалко, но отдать карточный долг наличными — еще жальче. Вот и сошлись мужики на компромиссе. Петер был как раз в свободном полете и активном поиске подруги жизни, ибо год назад его благоверная слиняла от него, прихватив с собой троих детей, коим он сейчас выплачивает немалые алименты. Теперь же Петер каждый вечер перед сном любуется своим виртуальным гаремом, прикидывая, какую бы из дам осчастливить. Выбор решил остановить на мне, как на самой незакомплексованной и остроумной из всех претенденток (убейте, не помню, что я там писала в анкете два года назад, но уж точно не упражнялась в остроумии). Во-вторых, мы, оказывается, родились с ним в один и тот же день, и сей факт он предлагает считать Божьим провидением. А в-третьих, я, судя по фотографиям, самая эффектная и породистая из всей кучи жаждущих вырваться за бугор. К тому же принадлежу к его возрастной группе. Я дико удивилась наглости своего будущего, как позже выяснится, супруга. Сей оптимист с внешностью детского сказочника был на пятнадцать лет старше меня. Как и подавляющее большинство моих приятельниц, я даже не рассматривала вариантов, выпирающих за пятилетнюю возрастную разницу. А тут, поди ж ты, записали в ровесники к пятидесятилетним. Кино и немцы! Бросила я это письмо в ящик стола и забыла о нем.
А тем временем в стране в очередной раз подняли цены, запамятовав не только поднять зарплаты, но и вообще их выплатить. По Украине прокатились забастовки педагогов. Обучение в вузах вдруг оказалось платным, причем настолько дорогим, что мои надежды на получение высшего образования дочерью испарились, как капля воды с раскаленной сковородки. Ко всем этим радостям добавились еще и неприятности в редакции: я написала довольно резкий материал в адрес властей предержащих по поводу того, что педагоги области находятся на грани нищеты, в то время как наши "небожители" проводят отпуска в новой всесоюзной здравнице Анталии и как Царек из филатовской сказки:
Мажут маслом бутерброд,
Сразу мысль: "А как народ?"
И икра не лезет в горло,
И коньяк не льется в рот.
Каково же было мое удивление, когда пару дней спустя я обнаружила на первой странице газеты опровержение моей статьи, написанное нашим редактором. Он приносил свои и мои извинения областной администрации, сетуя на мою горячность, молодость и неопытность (это в 35-то лет, с многолетним стажем членства в Союзе журналистов Украины), обещая прервать со мной сотрудничество и впредь внимательнее относиться к проверке материалов, написанных внештатниками. Я не верила своим глазам: редактор наш был парнем неробкого десятка, глубоко мне симпатизировал, материал сам подписывал в номер, факты, изложенные мной, проверил лично. Как он мог написать эту белиберду, предварительно не поставив меня в известность? В редакцию я влетела смерчем, слов у меня не было — одни буквы. Увидев меня, мой босс бухнулся на колени: "Прости, что не предупредил. Понимаешь, не рассчитали мы сил. Так вышло: или мы забираем свои слова обратно, или нас вообще закрывают. А у меня двадцать душ на зарплате. Ясное дело, мы с тобой не расстанемся, я же не самоубийца. Просто печататься в дальнейшем будешь под псевдонимом. Желательно мужским. Лады?" Я молча достала из сумки редакционное удостоверение, положила ему на стол и вышла вон. Придя домой, внимательно осмотрела свою однокомнатную шестнадцатиметровую хрущобу, внутри которой у нормального европейца мгновенно развилась бы клаустрофобия: примитивный гарнитур, рассрочку за который я выплачивала несколько лет, стены и потолок, сто лет не видевшие ремонта. Воды опять нет, батареи холодные. В холодильнике — пусто. Раскрыла тощий кошелек, прикидывая, сколько дней смогу продержаться до зарплаты. Вздохнув тяжело, включила телевизор: мэр города, как обычно, разводил ластами: "Городской бюджет пуст. Продержитесь немного на скрытых резервах (интересно, где и кем скрытых?). Вы же педагоги, самая сознательная и добросовестная часть населения". И тут я зарыдала от безысходности и жалости к себе и своей дочери, которой не светило в этой стране ничего: ни отдельной квартиры, ни отдыха, не только в Анталии, но даже в Сочи, ни образования. Впрочем, кто из моих питомцев, получивших оное, нашел достойную работу? Никто. Одни были на заработках в Германии, Англии, Греции, Италии. Другие — сидели в киосках и на базаре, реализовывая крам, привезенный из Турции и Эмиратов. Третьи подались в проститутки и уголовную братию. Удачно устроившимися после вуза считались только Альберт, открывший собственную фирму на папины деньги, да Юлька, на зависть всем подругам выскочившая замуж за престарелого канадца.
"Все, так больше жить нельзя. Надо спасать ребенка, — твердо решила я, вытирая сопли. — Надоело ждать перемен, подрабатывать в ста местах, жить в собачьей будке, отбиваться от женатых поклонников, надеяться на встречу с рыцарем. Устала. Перевелся мужик на Украине: одних шиза, других нищета, третьих радиация скосила. Как говорит редакционный остряк тетя Тося: "Ни в голове, ни в кармане, ни в штанах". Пора благодарить отчизну за счастливое детство и мотать за бугор, пока еще берут пятидесятилетние европейцы, а то пройдет пара-тройка лет, буду и туземцу рада, откликнувшемуся на объявление:
Да будь ты хоть негром преклонных годов,
Предрасположенным к блуду,
Женой твоей стану только за то,
Чтоб ты меня вывез отсюда!
Все, хорош выпендриваться, возраст имеет значение только для телятины. Где там послание моего соискателя? И выглядит он совсем прилично рядом с глобусом и компьютером. Умный, небось. А что не строен, как кипарис, так хорошего человека должно быть много. Лысину можно оправдать высокой сексуальной конституцией. Очки бифокальные? Спасибо не черные, как у кота Базилио. Опять же солидности ему придают. Выглядит, правда, куда старше своих лет. Зато ценить будет молодую красивую супругу, жалеть ее, лелеять, баловать. Красавцы и добры молодцы у нас уже были. И что? Уволены без выходного пособия. Хватит экспериментов. Петер — мужик солидный, внушающий доверие. А что небогат — и слава Богу. Не будет считать себя благодетелем, пригревшим сиротку Хасю, эдаким дедом Мазаем — заячьим спасителем.
"Дорогой Петер, письмо твое я получила", — старательно выводила я латинские буквы, наматывая сопли на кулак и умываясь слезами. В этот момент я напоминала себе Ваньку Жукова, строчащего послание "на деревню — дедушке". От странной похожести ситуации я вдруг расхохоталась. Смеялась долго и истерично, как будто меня щекотали черти. Отсмеявшись, снова заревела. "Да, плачет по мне психушка, — грустно констатировала я, — и определенно выплачет, если не унесу отсюда ноги". Все сомнения наконец покинули меня. А принятое решение, как известно, лучшее средство от бытовых неврозов. "На этом прощаюсь“, — закруглила я свое витиеватое послание, заклеила конверт и совершенно успокоилась, передав в руки Господа свою судьбу и судьбы всех своих потомков.
3
Господь отреагировал достаточно быстро: не прошло и полторы недели, как трель международного телефонного звонка известила меня о новом жизненном этапе. С тех пор Петер звонил ежесубботне, письма писал два раза в неделю, объяснялся в любви, строил матримониальные планы и напрашивался в гости. Наконец, в декабрьскую предновогоднюю ночь, я впервые живьем увидела своего суженого. "Ну вот и он, твой принц на кобыле-альбиносе, — сказала я себе, узрев на перроне толстенного дирижаблеобразного дядьку, который, пыхтя и обливаясь потом, тащил за собой два огромных шкафа на колесах. Такие чемоданчики остряки называют "мечтой оккупанта". — Ну и габариты у моего женишка. Прямо мистер Твистер. Определенно с харчами в мире наживы и чистогана напрягу не наблюдается. Этот если обнимет в порыве страсти, так от меня один пшик останется. Интересно, как я его в такси запихну вместе с его шкафами? Любопытно, что у него в чемоданах? Подарки, наверное. Определенно подарки. Во-первых, Новый год на дворе. Во-вторых, в доме ребенок (плевать, что почти совершеннолетний). Ну а в-третьих, свататься человек явился: надо производить впечатление. Круто! А еще говорят, что немцы за пфенниг удавятся. Ан нет — мой, оказывается, способен на "цыганочку с выходом". Три очка, пожалуй, можно записать на его счет. С таким, может, и уживемся. В браке главное — испытывать с мужиком чувство защищенности. Остальное можно ему и простить". На этом я закончила свой внутренний монолог, натянула на физиономию счастливый оскал и со словами: "Привет, Петер! Я тебя сразу узнала!" — шагнула навстречу своей судьбе.
В такси выяснилось, что в гостиницу мой гость не поедет, по причине ее дороговизны. Пришлось везти его на свои 16 метров, мучительно размышляя над вопросом, куда пристроить дочку, ведь в моей мышиной норе всего два спальных места. На этом сюрпризы не закончились. Следующий назывался "Стриптиз по-якутски". Любители анекдотов знают, что это — раздевание до третьей шубы.
Петер стянул толстенную пуховую куртку, которую я мысленно окрестила "мечтой полярника", и ровно на треть уменьшился в размерах, под ней оказался мощный свитер грубой вязки, а под ним (вы не поверите) — бронежилет. Несколько минут я смотрела тупо на эти модернизированные рыцарские латы, а потом разразилась таким хохотом, что соседи стали стучать мне в батарею парового отопления. Успокоиться я сумела минут через двадцать, когда мой гость стянул с себя все обмундирование и оказался мужичком средних габаритов. Если бы не пивное брюшко, можно было бы назвать фигуру Петера вполне приличествующей его возрасту. За ужином, который скорее можно было назвать завтраком, Петер рассказал, что оделся так не случайно: его знакомые и сотрудники, постоянные зрители канала WDR, специализирующегося по ужастикам из российской жизни, напомнили ему о жутчайших сибирских морозах и неспокойной криминогенной обстановке в нашей стране, где перестрелка бандитских группировок может начаться в любой момент прямо на вокзале. Я деликатно попыталась объяснить жениху, у которого на рабочем столе стоит глобус, что Украина находится оч-чень далеко от "Сибирии", в одном климатическом поясе с Германией. Что одеваемся мы зимой так же, как и немцы, с одной лишь разницей: головные уборы все-таки носим. Что касается перестрелок, то его знакомые явно спутали Украину с Чечней. Воевать наш Богом обиженный край ни с кем не в состоянии. Есть, правда у народа мыслишка: объявить как-нибудь с утра войну Германии, а к обеду подписать капитуляцию, но, жаль, между нами Польша находится. Она нам в этом вопросе не союзник — ее и так скоро в Евросоюз примут. Петер озадаченно смотрел на меня. Пришлось произнести слово "Шутка". Тест на чувство юмора мой гость не прошел, и я тут же забрала обратно начисленные ему авансом три очка. И правильно сделала. Когда пришла пора распаковывать чемоданы, занявшие ровно половину моих хором, оказалось, что забиты они не подарками, а экологически чистой пищей — сухпайком, который забугорный жених был намерен поглощать в гостях. По его глубокому убеждению, то, что мы употребляем в пищу, — смертельно, ибо насыщено пестицидами, гербицидами и радиацией. А уж то, чем мы в своей отсталой нецивилизованной стране кормим свой скот, вообще не поддается никакой критике. Крыть мне было нечем: до вспышки коровьего бешенства в Германии и курино-индюшачьего скандала было еще года три-четыре, а то мы подискутировали бы с гостем о том, как влияет уровень цивилизации на процесс падежа скота.
Несмотря на всю гадостность нашей пищи, ровно через день Петер прекратил валять дурака и возиться со своими концентратами. Глядя, как я наворачиваю борщ с пампушками, холодец, салат оливье и вареники с вишнями, попросил чуть-чуть для пробы: "Надеюсь, со мной ничего не случится!" — "Вскрытие покажет, — ответила я серьезно. — На днях делала репортаж из областного морга, так там уже две недели труп немца находится. До сих пор понять не могут, отчего он помер. Может, воды нашей выпил из-под крана, а может, съел чего-нибудь. Поди вас, арийцев, разбери. Что русскому забава, то немцу — смерть, — говорят в народе". Только сейчас Петер рассмеялся. "У тебя замечательное чувство юмора, — отвесил он комплимент. — Только какое-то своеобразное". — "Какая жизнь — такой и юмор", — ответила я, не желая объяснять жениху, что рассказанная мной история — чистейшая правда и валяться немецкому трупу в нашем морге еще долго, ибо никак не удается уладить ряд формальностей с посольством Германии из-за тупости наших и буквоедства немецких властей.
Татьяна Окоменюк
«Замужем за немцем»,
повесть, 2003 год,
на рус. яз.,
ISBN 3-00-014170-7
издательство «WEMMediaGmbH»
Германия, Билефельд.
|
|